Без права на покой [Рассказы о милиции] - Эдуард Кондратов

Над головой, в меднолистной кроне дуба точно кто выстрелил из духового ружья: па-а-ак! Это расстались с материнской веткой созревшие желуди. С дробным топотком упали они на землю. Там им теперь лежать долго. До поры, пока не выбросят навстречу солнцу, дождю и ветру новые побеги.

«Окончание любой, даже очень большой работы, — глядя на желуди, размышляет Винокуров, — всегда означает в жизни начало новой, не менее интересной и трудной...»

Хорошо думается в прибранном золотой осенью лесу. Где-то, сразу и не разберешь где, слышен негромкий, с тонким стеклышком в тоне, звук редко падающих капель. Винокуров знает: это в глубине оврага, из-под толщи потемневшей от времени известковой плиты пробивается наружу родник. Он еще так мал, что среди собратьев своих напоминает ребенка, который учится ходить. Однако малыш упорен. В метре ниже себя он сумел уже выбить в камне просторную чашу.

До краев наполненная прозрачной влагой, с годами она становится все обширнее, глубже. Чувствуется, там, в земных недрах, отделенная от солнечного света многометровой преградой, накапливается, живет, волну­ется и действует неизбывная сила воды. Недаром вокруг, по склонам оврага, поднялся густой лес. Деревья знают, где им расти. Дайте срок, и родничок-капелька, охраняе­мый этой зеленой чащей, станет причиной рождения еще одного голосистого ручья.

А тот, конечно, не будет сиднем сидеть. Оглядится, окрепнет в родных пределах и захочет узнать, что же там, дальше? Пустится в путь. Неугомонной молодой энергией поделится в дальней дороге с другими ручьями. Вместе они доберутся до цели. Малой толикой своею подкрепят неспешную спокойную мощь матери Волги. С тихой благодарностью примет она эту помощь. Потому что сама берет начало из родника и не забывает об этом.

АЛЕКСАНДР БОРОВКОВ. ЛИХА БЕДА - НАЧАЛО

Наталья резким движением задернула окон­ную штору. Она не могла больше смотреть на уныло моросящий дождь, на мутные лужи и голые, как будто ободранные неимоверных размеров граблями, деревья.

Надо сосредоточиться на деле.

Надо...

Эта тоненькая коричневая папка отталкивала: каза­лось, откроешь — и вырвется наружу визг свиней, отчаянный крик раненого человека.

У Натальи было такое ощущение, словно ей предстоит с головой окунуться в грязную жижу, но, преодолев в себе постыдную, как она считала, для. следователя брезгли­вость, откинула новенькую обложку папки. В ней было всего несколько листков.

Сообщение из больницы. В 20 ч. 47 мин. «скорой помощью» доставлены: Кедринцев Николай Михайлович, 39 лет, зоотехник, диагноз: резаная рана грудной клетки; Пастюхин Иван Митрофанович, 64 года, рабочий мясо­комбината, диагноз: проникающее ножевое ранение поясничной области, алкогольное опьянение.

Госпитализированы в хирургическое отделение.

Протокол осмотра места происшествия Наталья отложила в сторону. Сейчас ее больше интересовали показания единственного свидетеля — Малинина.

«По существу заданных мне вопросов поясняю следующее: сегодня, 15 ноября, на автомашине «ГАЗ-52» выехал из колхоза и к вечеру уже был в Куйбышеве. Вместе со мной ехал зоотехник Николай Кедринцев. Мы везли для сдачи на мясокомбинат свиней. В Куйбышев приехали — время не помню, но было уже темно, мне пришлось включить подфарники. На мясокомбинате мы взвесили свиней и стали перегонять их из одного загона в другой, на верхний этаж. Ворота загонов открывал Кедринцев. В это время к Кедринцеву подошел рабочий мясокомбината и стал громко ругаться. Он кричал Николаю, чтобы тот не открывал ворота загонов. Во время их спора несколько свиней выбежали на территорию комбината. Николай пошел за ними, чтобы вернуть обратно, я стал загонять остальных на верхние этажи. Николая я не видел и вдруг услышал его крик: «Женька, меня зарезали!». Я побежал на крик и увидел, что Николай сидит на земле, а рабочий лежит рядом.

Я сразу побежал к машине, чтобы найти телефон и позвонить в «Скорую помощь». На центральной проходной я сообщил вахтеру о происшедшем. Когда вернулся на место происшествия, там было много людей.

Я точно знаю, что у Николая не было ножа. Мы по дороге обедали и хлеб ломали руками.

По характеру Кедринцев человек спокойный, не знаю, мог ли он первым напасть на другого человека.

С моих слов записано правильно, мною прочитано. Малинин».

«Какая нелепица», — подумала Наталья, откладывая протоколы в сторону. Не верилось, что поссорившись из-за пустяка, старик Пастюхин ударил другого человека ножом. Но кто же ранил самого Пастюхина? Кедринцев? Возможно, первым напал он?

Группа, выезжавшая на место, опросила всех работни­ков комбината, но свидетелей не нашла, никто ничего не видел . и не слышал. В сложившейся ситуа­ции истину можно было прояснить только в больнице, хотя маловероятно, ведь раненые еще в тяжелом сос­тоянии.

Разговор с Кедринцевым начался удачно. Он был в сознании и на расспросы о самочувствии отвечал связно. Но когда Наталья назвалась, его вдруг начало трясти.

—  Я все помню. Все помню! Это он...

Подписать протокол Кедринцев не смог, тряслись руки.

—  Ничего страшного, — улыбнулась ему Наталья, — следующий раз подпишете, поправитесь и подпишете.

Беседа с Пастюхиным оказалась более продолжитель­ной.

— Ох, товарищ следователь, у меня столько врагов, сколько вам и в кошмарном сне не снилось.

—  Почему же, Иван Митрофанович?

— Я до пенсии в охране работал. Дело это опасное. Каждый норовит что-нибудь утащить, урвать побольше. Из-за куска мяса готовы горло человеку перегрызть.

— Значит, вы догадываетесь, кто вас ударил ножом?

—  Нет. Он сзади подкрался. И саданул мне в левый бок. Упал я, как будто в яму провалился, ничего не помню.

По дороге из больницы Наталья старалась забыть хотя - бы на время о своих подозрениях и догадках, сосредото­чившись на анализе услышанного.

«Обоих по-человечески жалко. Но Пастюхин, пожалуй, самую малость подыгрывает. Он очень хочет вызвать сострадание, казаться добрым и справедливым. Только с добротой его что-то не складывается: «каждый норовит кусок побольше урвать... готовы горло перегрызть» — это уже мировоззрение.

Кедринцев возмущен жестокостью происшедшего. Да, делает вид, что возмущен. А на самом деле?

И еще — Малинин.

Малинин, двадцатилетний парень, нервничал. Расска­зывал о случившемся сумбурно, перескакивая с одного на другое. Наталье стоило больших трудов направить разговор в нужное русло.

— Женя, давайте вернемся к тому дню. Что вы увидели, когда прибежали на крик Кедринцева?

— Рабочий лежал на боку, а Николай — рядом, на коленях. Левой рукой он опирался на Пастюхина... Когда я вернулся с проходной, возле Кедринцева валялся нож. Кедринцев показывал на него и говорил, что рабочий несколько раз. ударил его...

—  Сколько времени прошло с того момента, как вы оставили Кедринцева и Пастюхина, до крика: «Женька, меня зарезали»?

— Минут пять, не больше.

— Был ли в это время кто-нибудь посторонний на месте происшествия?

—  Нет, это исключено. Там везде прожектора светили.

После допроса Наталья жирно перечеркнула в своем блокноте фамилию «Малинин».

Все допрошенные ею работники мясокомбината, сбежавшиеся на крик Кедринцева, как и Малинин, в один голос утверждали, что никого из посторонних не было. Таким образом, оставалось два действующих лица: сами пострадавшие. Но кто из них зачинщик резни?

Следующий день начался с неприятности. Утром Наталья, как и планировала, поехала в больницу. Дежурный врач недоуменно вскинул брови:

—  Кого-кого вы хотите увидеть? Кедринцева? Так он же вчера умер!

Наталью бросило в жар.

—  Девушка, что с вами? Выпейте, выпейте, вот вода. Нельзя все так близко к сердцу принимать. Думаете, нам не жалко? Каждого человека жалко. Зато второй ваш подопечный поправляется, скоро выпишем.

...Перед Натальей стоял старичок в белых валенках с калошами и поношенной фуфайке. Пастюхин. У него презрительный прищур глаз, плотно сжатые губы, на лице — едва уловимая усмешка.

—   Нож? Ой, что вы, товарищ следователь. У меня ножей отродясь не было. Зачем он мне? А вот у моих врагов... Но я никого конкретно не подозреваю, разве всех упомнишь?

После нескольких бесплодных допросов Пастюхина Наталья уже не сомневалась: от него ничего не добьешься. Надо идти по другому пути. Но по какому?

Однажды к Стародубовой зашел судебно-медицинский эксперт Владимир Николаевич Овсянников. Наталья искренне обрадовалась, она-то знала, что Овсянников просто так не заходит.

—  У тебя, говорят, занятный старичок есть? — начал он без каких-либо предисловий. — Обстоятельства дела знаю. Выкладывай, что имеешь против него.

—  Мало, очень мало. Знаю, уверена, он убийца, а доказать не могу. Почему уверена? Во-первых, Кедринцев еще в больнице сказал мне, что его ударил Пастюхин. То же самое он говорил сбежавшимся на крики людям. Во- вторых, пришел ответ на мой запрос. Оказывается, Пастюхин дважды судим, но скрывал это. Наконец, последние дни я находилась на мясокомбинате, выяснила, что у Пастюхина был нож. Правда, он не признается...